Трещит на реке лед, ворочается, словно большое чешуйчатое чудовище, вздыхает. А там, где перенапрягся ледяной панцирь, прорезают его шкуру паутинки-трещинки. Волхов беспокойно досматривает долгий зимний сон, несет свои воды из Ильмень-озера. Сонно бормочет что-то водяной на рыбьем языке. Прикорнул косматой головой на седом соме - царь-рыбе. Еще спят они, но сон некрепок - чувствуется приближение весны.
Солнце день за днем топит лед, вызволяя реку из морозных зимних объятий. Недолог тот день - вздохнет свободно богатырь Волхов, потянется. Разорвется ледяная кольчуга на могучей его груди. Улыбнётся он ясному солнышку и потянется-разольется, обнимая прибрежные деревья, деревянные мостки, поцелует пыльный асфальт городской набережной, укроет подолом рубахи утиные островки-отмели. Через его воды, бурые, как настоявшаяся чайная заварка, будут просвечивать дорожки, на которые выйдут ночью самые смелые из русалок - с вплетенными в волосы яркими бутылочными пробками, в шуршащих накидках из целлофановых пакетиков.
Пока не вернется река в свои берега, не отдаст затопленное вешними водами, будут ходить по велосипедным дорожкам, собираться на заросших травой боках набережной водяные жители, ясными лунными ночами хлопать радостно в ладоши и беззвучно смеяться.
Отступит Волхов, уйдут с неохотой и они. Станут вздыхать с тоской из камышей, щипать уток за куцые хвосты.
Порадовать обиженных русалок проще некуда: оставить у самой воды горсть разноцветных леденцов, развесить на склонившейся к воде иве пестрые ленточки. Тут же забудут про свои обиды, будут сидеть на теплых отмелях, рядиться в обновки. А счастливы русалки, счастлив и водяной. Погонит рыбу в сети, повесит случайному рыбаку на крючок старый башмак, а в башмаке под пяткой - старинные монеты.